Установившиеся в современных России и Беларуси режимы политологи и историки называют авторитарными, а также находят в них черты тоталитаризма, диктатуры и фашизма – по мере того, как усиливаются репрессии и роль силового аппарата внутри стран, а Россия продолжает развязанную ей агрессивную войну в Украине. Среди возродившихся в этих странах тоталитарных практик – неограниченная или слабо ограниченная власть вождей и силовиков, милитаризация, преследование за инакомыслие, цензура, системные репрессии, отрицание прав человека.

Зачем говорить о тоталитаризме, когда он почти наступил, что о нем нужно знать, как распознать его наступление в процессе и можно ли сопротивляться тоталитарным практикам? В интервью Настоящему Времени белорусская исследовательница, кандидат философских наук, авторка книг "Сообщество-после-Холокоста: на пути к обществу инклюзии" и "У революции женское лицо" Ольга Шпарага рассуждает о происходящем с точки зрения современной науки – и советует, что почитать о тирании и сопротивлении.

— Многие философы изучали и изучают тоталитаризм, анализируя опыт нацистской Германии, СССР, Италии. Их труды объясняют, почему тоталитаризм или его признаки стали снова возможны на постсоветском пространстве?

— Я с большим интересом слежу за украинским исследователем и философом Михаилом Минаковым. В книге "Диалектика современности в Восточной Европе", вышедшей в 2020 году, он анализирует, откуда берутся авторитарные и тоталитарные практики на постсоветском пространстве. Он связывает их с процессом обратного социального развития и называет это "демодернизацией". После распада СССР был очередной виток модернизации. Модернизация – это процесс рационализации, демократизации и усложнения всех сфер жизни. Получилось, что советское индустриальное общество уже было разрушено, но культурные, экономические и политические институты глобализации, новой информационной эпохи не развились до уровня, необходимого для изменения общества. Вместо этого начался обратный процесс восстановления советских и досоветских форм коллективной жизни.

Минаков классифицирует страны бывшего СССР по типам этого обратного развития. К примеру, Беларусь, Азербайджан, Россию он объединил в одну группу стран, в которых создание вертикали власти определило обратное социальное развитие. Относительно Беларуси я также считаю, что вертикаль власти и иерархии во всех сферах – это ключевой механизм режима, и белорусские протесты 2020 года были как раз ответом на это, на улицы вышло горизонтально связанное общество, которое хотело показать альтернативу жесткой иерархии, поэтому и принципиально было, чтобы протесты были мирными.

— Риск возрождения тоталитарных обществ – проблема только постсоветского пространства или мировой тренд сегодня?

— Это не только наша проблема. Исследовательница тоталитаризма Ханна Арендт писала, что "тоталитарные решения могут спокойно пережить падение тоталитарных режимов, превратившись в соблазн, который будет возобновляться всякий раз, когда покажется невозможным смягчить политические проблемы или ослабить экономические страдания способом, достойным человека". Чтобы преодолеть тоталитаризм, нужна серьезная трансформация на всех уровнях.

Социолог Зигмунд Бауман в книге "Современность и Холокост" (1989 год) говорил, что ни в коем случае не следует понимать Холокост как домодерное явление, что он стал следствием развития именно современных обществ, следовательно, это современное явление. По мнению Баумана, оно поддерживается бюрократической рациональностью. Пример тому Адольф Эйхман (один из организаторов Холокоста), который оправдывался тем, что, мол, Гитлер пришел к власти, теперь новая рациональность, я всего лишь винтик в системе…

Бюрократическая система – важнейшая черта современных, сложноорганизованных обществ, без нее эти общества трудно представить. Одновременно в ней заложен элемент дегуманизации. Поэтому к бюрократии нужно относиться настороженно, критиковать ее и не допускать тенденций тоталитарных практик.

Среди этих опасных черт бюрократии Бауман выделял организационную дисциплину и требование подчиняться приказам начальства; сокрытие морального характера действия: мы совершаем это, потому что так заведено, и не думаем о последствиях; "естественную" невидимость причинных связей; возможность применения насилия вне зависимости от морали.

У Умберто Эко был опубликован прекрасный текст в 1995 году – "О вечном фашизме". В этом эссе он выделяет много черт, которые, как мы видим, продолжают работать сегодня и связаны в первую очередь с правым популизмом. Это такие черты, как культ традиции и традиционализма, который противостоит знанию, пренебрегает деталями, различиями и рациональностью; автоматические некритические действия; подозрительность к интеллектуальному миру; несогласие как предательство; расизм, ксенофобия; культ мужественности и маскулинности, отсюда пренебрежение к женщинам, отрицание всего, что не соответствует установленным нормам сексуальной жизни; культ героизма и смерти, отказ от пацифизма как слабости, дискурс перманентной войны; оправдание социальных иерархий, презрение к слабым. Ну и вместо прав личности – монолитное единство народа.

Еще одна книга на эту тему – "О тирании. 20 уроков XX века" Тимоти Снайдера. Она была связана с приходом к власти Дональда Трампа. Я в 2017 году была в США и помню, как в академической сфере критиковали Снайдера за то, что он ставит в один ряд Гитлера, процессы в Восточной Европе и Трампа. Но после того, что Трамп сделал в США, стало не смешно.

Исследователи продолжают писать, что угрозы авторитаризма и тоталитаризма существуют, они присутствуют в устройстве институтов, культурных практиках, социальных отношениях, языке. Это не только проблема постсоветского пространства. Но у нас более сложное наследие, потому что мы не переработали это прошлое и нам сложно что-то противопоставить его структурам и практикам, мы боимся плюрализма. Антиплюрализм – это один из важнейших проводников тирании. У нас нет опыта жизни в плюралистическом обществе, опыта децентрализации власти и умения демократически реагировать на разногласия. Тенденция установить монополию во всех сферах жизни в наших обществах все еще очень сильна.

— Меняются ли признаки современного тоталитаризма?

— В 1975 году американский исследователь авторитарных и тоталитарных режимов Хуан Линц, опираясь на опыт XX века, выделил три основных признака тоталитарной системы.

Первый – наличие единого, но не монолитного центра власти. Это необязательно должна быть партия. В Беларуси, к примеру, партии власти пока нет, хотя Лукашенко вроде бы уже запустил процесс ее создания.

Второй признак – единственная, автономная и более или менее проработанная в интеллектуальном плане идеология, с которой идентифицирует себя правящая верхушка или вождь. В России такая идеология есть – "русский мир". В Беларуси, как утверждают исследователи, эта идеология была пустотной, ее ключевая идея – полная лояльность режиму. Но даже пустотная идеология показывает: вот это – инакомыслие. Идеология играет роль детектора лояльности, проверки людей, групп. Мы видим сегодня в Беларуси борьбу с бело-красно-белой символикой, европейскими нарративами, одновременно с этим видим возвращение к дискурсам советского времени, оправдание сталинизма и воспевание насильственных практик. Борьба за идеологию – это также борьба за информационное пространство средствами пропаганды. Поэтому сегодня независимые белорусские СМИ объявляют экстремистскими формированиями, чтобы люди боялись получать альтернативную информацию. Вместо них власть пытается заполнить пространство символами лояльности, самим Лукашенко, оправданием насилия.

Третий признак – постоянные призывы к активной мобилизации и широкому участию граждан в реализации политических общественных задач. Причем пассивное подчинение и апатия, позиция "моя хата с краю" уже нежелательны, нужно поддерживать режим активно. Если взять опять же в пример Беларусь, то до 2020 года быть аполитичными и циничными поощрялось и позволялось. Сегодня же Лукашенко пытается мобилизовать людей. Мы видим, что это не очень удается, потому что мобилизация была символом протестов 2020 года, потому что, чтобы мобилизовать, нужно сначала пересажать и выслать из страны всех несогласных.

То есть в отличие от России, в Беларуси ярко выражен только первый признак тоталитаризма: центр власти сращен с силовым аппаратом, они пытаются установить контроль над всем обществом, в том числе над частной жизнью. Сегодня в Беларуси могут остановить человека на улице и залезть в его телефон и тому подобное. Два других признака не так очевидны, но изменения указывают, что в Беларуси есть движение в сторону тоталитарного режима. Это уже больше, чем консолидированный авторитаризм.

— Каковы механизмы подчинения людей в таких режимах?

— Основные механизмы – это запугивание, насилие, запрет на свободу слова и собраний, пропаганда лжи и насилия, поощрение доносительства, оскорбление как норма общественной коммуникации (hate speech), разрывы социальных связей. Происходит уничтожение публичной жизни, чтобы люди боялись собираться и тем более демонстрировать свое несогласие. Если ты одна или один, не можешь поделиться своими мыслями и опасениями, не знаешь, кто тебя защитит, то сложно сопротивляться.

— Дают ли современные исследователи ответ, как людям этому противостоять?

— В уже упомянутой книге "О тирании. 20 уроков XX века" Тимоти Снайдер как раз рассуждает про это и дает 20 рекомендаций.

Первая рекомендация – не подчиняться заранее, стараясь показать свою лояльность. Он это называет заблаговременным повиновением, которое приводит к трагедии. Нужно следить, когда нас начинают подчинять, то есть исследовать механизмы подчинения и стараться им сопротивляться. Не надо идти на поводу у других, хотя быть несогласной и несогласным всегда сложно.

Еще одна рекомендация – защищать общественные институты. Выбрать себе институт, например профсоюз, и защищать его.

Исследователь перечисляет, чего следует опасаться: "Опасайтесь однопартийного государства, вооруженных формирований, если вы вооружены, задумайтесь". Сегодня, кстати, мы слышим, что Лукашенко уже заговорил про вооруженное народное ополчение.

Снайдер призывает практиковать политику телесности, стараться смотреть в глаза другим людям, обмениваться теплыми словами, улыбками. Когда общество разобщается, нужно этому противостоять обратными действиями. Большое внимание он уделяет языку, так как для тоталитарных режимов характерен новояз, он призывает быть бдительными к словам и символам, выражающим ненависть к людям.

Например, я критически отношусь к фразам "белорусский язык – наше оружие" или "солидарность – наше оружие". Мне кажется, что язык – это мост, поддержка, а солидарность обязательно связана с эмпатией. Не нужно милитаризировать язык, как это делает режим, нужно настаивать на своих смыслах. Снайдер также призывает избегать фраз, которые используют все, создавать язык своей группы, поддерживающий и эмпатичный. Это сопротивление на уровне сознания и одновременно действий. Нас пытаются контролировать, а мы должны отстаивать свои пространства, создавать свою символику, праздновать свои праздники.

Еще один из способов противостоять тоталитарным тенденциям – помнить о профессиональной этике. Снайдер приводит пример немецких врачей, которые предали врачебную этику, сотрудничая с нацистами, участвуя в экспериментах над людьми.

Важно учиться у соседей из других стран. Я недавно прочитала прекрасную книгу Шаны Пенн о значительной роли женщин в событиях польской "Солидарности" – "Секрет солидарности. Женщины, победившие коммунизм в Польше" (Solidarity’s Secret. The women who defeated communism in Poland). Такой опыт очень важен, и, возможно, одна из задач журналистов сегодня – рассказывать, как работало подполье в подобных режимах раньше.

Среди других рекомендаций Снайдера: отвечайте за то, как выглядит мир, верьте в истину, расследуйте, выстраивайте свою частную жизнь, участвуйте в благих делах, не теряйте присутствия духа. Когда происходит немыслимое, будьте отважны.

— После Второй мировой войны было много экспериментов в социальной психологии, цель которых – понять причины повиновения людей диктаторам. В частности, эксперимент Милгрэма, который пришел к выводу, что "в нас глубоко укоренилось сознание необходимости повиновения авторитетам". Этот эксперимент проводился в разных странах в разные периоды, в том числе в XXI веке, но результаты не особо отличались. Что говорит современная философия: может человек преодолеть это глубинное подчинение авторитетам?

— Мне нравится книга американской исследовательницы справедливости Марты Нуссбаум "Не ради прибыли. Зачем демократии нужны гуманитарные науки" (2010 год). В ней она как раз анализирует многие социальные эксперименты, объясняет, откуда берется коллективная ненависть, подчинение, разобщение, и дает ответы, что можно этому противопоставить.

Она считает, что любое общество не гомогенно, в нем всегда есть люди, готовые жить с другими на основе взаимопомощи и уважения, и есть те, кто жаждет доминирования. И нам необходимо задумываться над тем, как воспитывать больше граждан первого типа и меньше – второго.

Поэтому гуманитарное образование играет большую роль и должно быть направлено на воспитание эмпатичных граждан, стремящихся к сотрудничеству. Для этого нужно что-то противопоставить иерархии. Чтобы, к примеру, те же школьные учителя не были авторитетами, которым нельзя возразить, а максимально уважительно относились к ученикам. Поэтому теоретики и выступают за выстраивание горизонтальных связей. Горизонтальные отношения предполагают, что мы попеременно друг для друга авторитеты.

Альтернатива подчинению авторитетам – стремление к наполненной смыслом жизни, а также наша забота друг о друге. Жизнь не для того, чтобы стать лучше других, а жизнь, наполненная собственным смыслом. Школа должна учить, что есть множество представлений о жизни, и если мы учимся сотрудничать, то эти разные концепции жизни не будут мешать друг другу.