В начале года Эстония отказалась от ратификации договора о границе с Россией, заключенного в 2014 году. Причина – в территориальных претензиях: эстонцы считают, что их стране должен принадлежать Ивангород, краешек Ленобласти и Печорский район Псковской области, где у большинства жителей уже есть эстонский паспорт.

Корреспондент Север.Реалии побывал в этих местах, чтобы узнать, хотят ли местные жители в Евросоюз.

С исторической точки зрения Печорский район – территория исконно русская. Здесь стоит Изборск, один из древнейших русских городов. Псково-Печерский монастырь, основанный в XV веке, защищал Русь от ливонцев задолго до завоеваний Петра I.

Единственное правовое основание у эстонцев требовать себе Печорский район – это Тартуский мирный договор. Подписанный 2 февраля 1920 года, он поставил точку в неудачных попытках установить советскую власть в Эстонии, объявившей о своей независимости после распада Российской империи.

Правительство России считает, что этот договор перестал действовать, когда в 1940 году Эстония вошла в состав СССР (с 1945 года Печорский район стал частью Псковской области). Эстония же считает его действующим по сей день, ссылаясь на реестр международных договоров ООН.

И в советское время, и первые годы после распада СССР госграница в Псковской области была почти условной. Жители приграничных территорий свободно собирали грибы и ягоды в общих лесах, владели собственностью по обе стороны границы. Жителям Печорского района, кто сам или чьи родственники родились на эстонской территории в границах 1940 года, Эстония массово выдала свои паспорта.

Настоящая граница установилась после 2014 года, когда эстонцы всерьез стали опасаться "российской агрессии", а россияне – "танков НАТО".

"Забросишь удочку – попадешь в НАТО"

От центра Печор до границы с Эстонией – два с половиной километра. На границе по несколько раз в день останавливается городской рейсовый автобус. Пропускной пункт называется "Куничина гора", но не от слова "куница", а от эстонского kunta – "община, коммуна".

В двух метрах от границы стоит мини-кафе "Уютный домик" с бесплатным вайфаем. Внутри молодая пара пытается подключиться. Внезапно парень начинает хохотать: cеть, которую раздает кафе, называется "Estoncy sasat".

"Вы их троллите, да?" – спрашивает девушка ярко накрашенную блондинку-кассиршу. Та хихикает и кивает.

За пограничными шлагбаумами виден эстонский пункт пропуска Koidula и железнодорожная станция. Вообще-то их должна была скрыть двухметровая стена с колючей проволокой, которую Эстония собралась построить после "крымской весны". "Самую совершенную в мире границу" планировали закончить к 100-летию независимости Эстонии (в 2018 году), но не срослось.

Российская сторона предпочла технологии попроще. Вдоль разбитой грунтовой дороги, соединяющей приграничные деревни, с правой стороны между еловых веток примерно в метре от земли натянута крепкая белая нитка. Слева такая же тянется вдоль полей. Нитки не заканчиваются и через километр.

"В прошлом году повесили. Пограничники, говорят, по ним вычисляют следы, смотрят, примята или нет, перешагивал ли кто-нибудь. У них особенное мышление", – объясняет местный житель.

В 2014 году Печорский район фактически превратился в большую пограничную зону: 192 жилые деревни, примыкающие к границе, стали закрытыми. Теперь, чтобы приехать туда к родным или на отдых, нужно оформлять в пограничном управлении ФСБ России специальный пропуск. Ждать документа приходится минимум три недели. Местные часто указывают сбор грибов и ягод как причину посещения закрытых деревень.

Чтобы лишний раз не попадаться пограничникам, жители района перемещаются "партизанскими тропами" – по накатанным через леса и поля колеям. На нормальной дороге могут и развернуть, если не вспомнишь, например, фамилию друга, к которому собрался в гости. "Это очень глупо и иногда смешно", – комментируют печеряне.

Незаконное пересечение границы – один из способов заработка для местных. Они знают в местных лесах и болотах каждый сучок и за хорошую плату переправляют на ту сторону. Но под запись журналистам о промысле рассказывать не хотят: боятся нарваться на осведомителей или дружинников, которые за зарплату 35 рублей в час добросовестно сообщают в ФСБ о подозрительных соседях.

"Я часто езжу рыбачить на Пиузу [река в Печорском районе] и остров Колпино, там реально есть участки, где от берега 50-100 метров до границы. Чуть подальше забросишь удочку – попадешь в НАТО. Погранцы на рыбалке рассказывают, что ставка по 5000 евро с человека за переброску, – рассказывает эколог Игорь Батов. – И они же байки травят, что местные болтаются с сигаретами в Эстонию, их ловят периодически. Пиуза и дальше на север вдоль границы – самый мутный участок".

"Эстонцы будут нами тут командовать?!"

В Лаврах есть старинное лютеранское кладбище, несколько раз в год диакон Евангелическо-лютеранской церкви Ингрии Михаил Никулин проводит там поминальные службы. На них приезжают жители Эстонии, Латвии и США.

Лютеранская церковь в Лаврах пока не восстановлена, поэтому молиться верующие ездят в Печоры. Здесь сохранилась построенная в эстонское время кирха Святого Петра с уникальным органом фирмы Kriisa, в России сохранилось всего десять таких инструментов. Печорскую кирху Эстонская церковь опекала даже после 1945 года.

Церковь Ингрии, когда Михаил Никулин начал свою миссионерскую деятельность, договорилась было, что заберет и приход, и кирху себе, но в последний момент Эстония передумала и подала документы в Минюст, чтобы стать единоличным владельцем здания.

"Я считаю действия Эстонии политическим моментом", – говорит диакон Никулин и показывает табличку, которую эстонская сторона недавно повесила на кирху: "EELK PETSERI PEETRI KOGUDUS".

Вокруг кирхи на улице Гагарина в Печорах построено множество двухэтажных деревянных домов, очень похожих на таллиннские. "Они построены в эстонское время, – подтверждает печорский экскурсовод Дмитрий Беляев. – Это был золотой век в истории Печорского края. Население выросло с двух тысяч человек до четырех, Печоры получили статус уездного центра (а в Российской империи были самым маленьким городом Псковской губернии), ведущие архитекторы Эстонии разработали генеральный план развития города, по темпам роста он уступал только пригородам Таллинна. В основу плана была положена популярная в то время идея города-сада, и вот этот парк – как раз оттуда".

Дмитрий показывает зеленый сквер на улице Свободы. Рядом трехэтажное здание администрации, которое раньше было эстонским банком. Через дорогу стоит устремленный вперед Ленин. Рассказывают, что у школьников была традиция – в выпускную ночь вкладывать в ладонь вождя пролетариата бутылку.

"У кого двойное гражданство – едут в Эстонию работать"

В Печорах нет вузов и колледжей, поэтому после школы молодежь уезжает учиться в Псков, Санкт-Петербург или Тарту. В родной город потом практически никто не возвращается: работы нет.

"У кого двойное гражданство – едут в Эстонию работать, особенно молодежь, – рассказывает Мария Никифорова, у которой свой маленький бизнес – она продает сувениры. – Работают в основном на "кераме" [завод "Еврокерамика"], берут нагрузку за двоих-троих, получают от 10 до 20 тысяч рублей. У таможни было повыше, но сейчас урезали, и их контора тоже в Пскове теперь. Раньше за счет границы многие жили: перевозили нелегально бензин, водку, сигареты, но сейчас это прикрыли.

Мы изначально псковская земля, только небольшой период под Эстонией были, и вот они возомнили себе! Зачем нам это тут? Нет, конечно, никто не обрадуется. Кто им позволит? Мало ли что они хотят! Мы сколько лет уже под Россией – и эстонцы будут нами тут командовать?!" – возмущается Мария.

Наш разговор перебивает колокольный звон. Площадь, где торгует Никифорова, называется Соборной: здесь стоит храм Святых Сорока Мучеников Севастийских и Варваринская церковь, где иногда служат на эстонском языке для православного малого народа сету. В пяти метрах от Варваринской церкви – знаменитый Псково-Печерский монастырь. Он единственный в России, который не закрывался ни на один день за всю свою многовековую историю – как раз благодаря Тартускому мирному договору. Период, когда в Советской России активно жгли и рушили храмы, Псково-Печерский монастырь пережил в составе независимой Эстонии.

Монастырь в Печорах называют градообразующим предприятием: здесь работают более 300 человек. Они трудятся не только в обители, но и в Паломническом центре, который открылся на землях бывшего военного городка. Это почти 24 гектара, где раньше размещался 1071-й отдельный учебный полк специального назначения ГРУ. Одним из отрядов здесь командовал Дмитрий Уткин, известный как "Вагнер", глава первой в России частной военной компании.

Вера Сергеевна торгует клюквой и заготовками. Говорит, что огород тут всем помогает выжить. За место на рынке она платит 80 рублей в день, но даже отбить их получается не всегда.

"Раньше эстонцы у нас и клюкву брали, и фрукты-овощи брали, а теперь через границу ничего нельзя с 14 декабря перевозить. И вот как с утра не было покупателей ни у кого, так и нет. А без подработки не прожить. У нас минимальная пенсия в Печорах – 8700 рублей. На работе больше 10-12 тысяч рублей не платят. Люди просто выживают. Перспектив никаких нет, потому что ничего не производится, ничего вперед не двигают", – говорит пенсионерка.

Что-то похожее на "перспективы" заметно в живописных деревнях вокруг Печор. С конца прошлого века на заброшенные хутора бывшей земли Setomaa (земля народности сету) потянулась творческая интеллигенция из Санкт-Петербурга. Сегодня здесь живут художники, писатели и ткачи. Рабочие из соседних деревень приезжают помогать со стройкой.

"Практически не слышу мата"

Художник-скульптор Императорского фарфорового завода Нина Пахалова купила у эстонцев крепкий бревенчатый дом для блокадницы-матери. Она в конце XX века оказалась в латвийском Резекне лицом без гражданства. Россия тоже не спешила давать ей паспорт.

"Безобразие и глумление полное было! Шесть лет мой папа, гражданин РФ, пытался оформить ей как своей супруге российский паспорт – умер. Я работала главным художником на Стройфарфоре в Питере и сюда вышла на пенсию, чтобы наконец дать маме паспорт, – рассказывает Пахалова. – Мама – ветеран, жена ветерана, и для страны она сделала намного больше, чем Марина Деникина, которая всю жизнь прожила во Франции и получила гражданство от Путина. Я выбила этот паспорт, но мама прожила бы дольше, если бы не было этого ужаса".

Нина Сергеевна осталась в Олохово после смерти мамы: полюбила деревню и оценила местную глину, из которой можно делать изразцы. Чтобы политики договорились о возврате Печорского края в Эстонию, она не хочет.

"Почему они тогда съехали отсюда все? Почему не остались? Мне непонятна их логика", – говорит художница. Тартуский договор, который чтят эстонцы, подписал Ленин, напоминает она, а памятники Ленину в Эстонии все посносили.

В километре от нее растапливает печку и перекладывает деревянные полы в похожем эстонском доме репортер-путешественник Даниил Литвинцев. Он переехал в Печорский край из Петербурга с женой и двумя детьми в 2014 году и, как признается, "впервые ощутил здесь себя дома". Купленный за 1,5 млн дом он спас от "евроремонта" и вернул ему традиционный вид.

"Здесь очень круто, – заговорщицки сообщает Даниил. – Мы живем почти на хуторе, косули ходят по участку, и при этом асфальт до дома, близко до Петербурга, Европа рядом. Цивилизованно и комфортно".

Даниил водит экскурсии по Печорскому краю. Он говорит, что близость к границе ощущается здесь на ментальном уровне.

"Псков, и Печорский район в частности, – самый европейский город России, это я как петербуржец вам говорю. Здесь гораздо все цивилизованнее. Практически нет маршруток – мелочь, но тем не менее. Когда люди общаются, я не слышу грубости, каких-то громких выкриков на улице, практически не слышу мата. Мне нравится, как выглядят псковские кафе и улицы города. Здесь чувство стиля выше, чем где-либо, – считает Литвинцев. Он регулярно ездит в Прибалтику и жалеет, что нет синего паспорта. Но печорскую землю считает российской.​ – Мы не рассматриваем вариант, что Печорский район станет эстонским, скорее сами переедем в Эстонию и попробуем там пожить".

Оригинал материала – на сайте Север.Реалии