В пятницу 27 апреля состоялись переговоры лидера КНДР Ким Чен Ына с президентом Южной Кореи Мун Чжэ Ином. Северная и Южная Кореи договорились о ядерном разоружении, а также согласились подписать мирный договор, так и не заключенный после окончания Корейской войны в 1955 году. О перспективах межкорейского урегулирования Ренат Давлетгильдеев беседует с корееведом, доцентом Санкт-Петербургского университета Ириной Ланцовой.

— Как изменит мир (и изменит ли) встреча двух Корей? Действительно ли КНДР становится все более открытой и почему?

— С одной стороны, конечно, я рада тому, что произошло, потому что в последние 11 лет таких встреч не было. Соответственно, оцениваю я эту встречу высоко. С другой стороны, я бы согласилась с теми, кто относится к ней с известной долей скептицизма, потому что декларации, заявления – это одно, а реальные действия – совершенно другое. Сегодняшняя встреча – это просто некое заявление о намерениях. Будут они выполнены или нет, в каком объеме, покажет время.

Очень радостно, что после долгого периода напряженности вновь начинается нормализация. Но насколько она будет эффективна, долго ли она продлится – это вопрос будущего.

— Обычно в любых подобных встречах и любом потеплении в отношениях между Северной и Южной Кореями принято искать деньги. Мол, как только у Северной Кореи заканчиваются деньги, она тут же становится более открытой. Закончились ли деньги и на этот раз?

— Конечно, в данный момент Северная Корея испытывает экономические сложности, связанные с введением санкций. Но и в целом нужно помнить, что Ким Чен Ын – это лидер, который пытается менять экономику Северной Кореи, он это делает. Соответственно, экономическое взаимодействие, в том числе с Югом, ему необходимо. И да, этот финансовый момент тоже можно усмотреть в этих новых событиях.

— Как вам кажется, кто является главным посредником в нынешнем потеплении отношений между КНДР и Южной Кореей? Это Китай, Япония, США?

— Прежде всего я бы обратила внимание, что это именно взаимодействие двух Корей. Это была инициатива северокорейского лидера, но она была сделана не в пустоту. Дело в том, что южнокорейский лидер Мун Чжэ Ин – представитель леволиберального крыла южнокорейских политиков, и в рамках своей предвыборной кампании год назад он говорил, что будет стремиться к нормализации отношений между двумя корейскими государствами.

— Олимпиада сыграла какую бы то ни было роль?

— Да, несомненно. Сближение в рамках Олимпиады, та самая спортивная дипломатия, которую мы наблюдали в начале 2018 года, – это был важный шаг в рамках сближения двух Корей.

— Увидят ли жители Северной Кореи ту картинку, которую видим мы, которую распространяют международные видеоагентства? Или им по-прежнему будут подавать южного соседа как некого врага №1?

— Нет, в данном случае в Северной Корее распространяется информация о саммите. Другой вопрос, в каком объеме это все будет дано, но, несомненно, в Северной Корее это будут расценивать как успехи дипломатии Ким Чен Ына, национального лидера.

— Насколько более открытой становится Северная Корея при нынешнем руководстве и с точки зрения внешней политики, и с точки зрения внутренней экономической свободы?

— Можно говорить о том, что при третьем Киме идет постепенное изменение, направленное, в том числе, и на постепенное включение, очень медленное, но тем не менее включение Северной Кореи во взаимодействие с окружающим миром.

— Я понимаю, что прогнозы – дело самое неблагодарное, но тем не менее, как вам кажется, сколько лет или десятилетий должно пройти, чтобы Северная Корея окончательно открылась?

— Если мы говорим о мирном взаимодействии и постепенном процессе, то, конечно, это достаточно длительное время. Это как минимум десять лет нормального взаимодействия в рамках каких-то совместных программ с Южной Кореей. Только тогда можно будет говорить, что ситуация более-менее стабилизировалась и страны идут в направлении друг друга.