Художник Петр Павленский приехал в Прагу на открытие собственной выставки, которая называется "Судороги бюрократии". Здесь же он прочитает лекцию. Ведущий программы "Настоящее Время. Неделя" Тимур Олевский поговорил с художником-акционистом о современном искусстве и том, что его окружает в России.

Настоящее Время: Ты вышел на свободу и буквально на ступенях суда сказал слова о свободе людям, которые тебя встречали, журналистам, многие их видели. После этого в Госдуме принимают "Законы Яровой". Не кажется ли тебе, что все это было бессмысленно: поджигание дверей ФСБ, прочие вещи, попытки разбудить страну, достучаться до людей? Потому что мало, кто способен это повторить. И лучше никому не становится.

Петр Павленский: Это не обязательно повторять. Дело же не в том, чтобы все мои акции повторили и одновременно пошли и сожгли дверь. Хотя, может быть это было бы неплохо - как единовременная большая акция. Но это совершенно не нужно. Вопрос не в свободе или несвободе, а ответственности перед собой и окружающими за эту свободу или несвободу. Каждый сам в состоянии сделать свою жизнь и окружающих свободнее.

НВ: Как ты смог приехать, почему тебя выпустили из страны? (В июне Мещанский районный суд Москвы приговорил Павленского за поджог двери ФСБ к штрафу в 500 тысяч рублей, он также должен выплатить компенсацию за порчу исторических дверей в размере 481 465 рублей 83 копейки. Павленский компенсацию платить отказался - НВ).

Петр Павленский: Я смог приехать так же, как и любой другой человек. До этого, когда я приезжал в Украину и сейчас, когда я приехал в Чехию, у меня не возникло никаких проблем на выезде.

НВ: Это может закончится?

Петр Павленский: В какой-то момент они могут мне запретить въезд или выезд, но скорее всего выезд.

НВ: Представь, что ты находишься за границей и узнаешь о том, что тебе запрещен выезд из России. Очевидный сценарий: ты приезжаешь и очень длительное время уехать не сможешь. Какое решение ты примешь? Ты вернешься в Россию?

Петр Павленский: Именно о таком сценарии я не думал. Не знаю, что ответить. Думаю, что я бы приехал, а потом уже искал бы способы выехать, чтобы оставаться и создавать проблему своего присутствия.

НВ: Ты в Киеве встречался с Геннадием Афанасьевым, человеком осужденным по "крымскому делу" вместе с Олегом Сенцовым и Кольченко. Его обменяли. Он рассказывал о каких-то чудовищных пытках в тюрьме. О чем вы говорили, если не секрет?

Петр Павленский: У него довольно интересная история. Он – человек, который пережил эти пытки и которого сначала сломали. Но он сумел найти в себе какие-то силы и возможность сказать об этом. Сказать публично, открыто. Тем самым он в очередной раз поставил под сомнение всю эту систему.

НВ: То есть на судьбу человека это не может повлиять никак? Для тебя и для меня это может быть важно, что он отказался и не стал свидетельствовать (на заседании суда Афанасьев отказался свидетельствовать против Сенцова и Кольченко, заявив, что ранее сделал это под пытками – НВ), но для системы это неважно?

Петр Павленский: А мы говорим не о системе, а о людях. Мы говорим, что общественное мнение, что видят люди, – это важно. Для меня это прежде всего. Система, как механизм. Это не помогло тем, кто сидит, это не может освободить. Но система работает по-другому. Здесь важнее, что в очередной раз люди увидели, узнали. Может это потом поможет кому-то.

НВ: Когда тебя в сто тысяча первый раз будут спрашивать про акционизм, ты так же будешь отвечать?

Петр Павленский: Да, конечно. Слова будут разные. Во-первых, нужно на чем-то настаивать, с другой стороны, необходимо артикулировать, потому что всегда есть другая сторона: пропаганда. Идет борьба наименований за то, как это называть. Она не прекращается. Думаю, что она в ближайшее время точно не прекратится. Я понимаю, то поле, то, чем я занимаюсь, я за него взял ответственность. Кто, если не я? Я участвую в этой борьбе наименований. Это есть утверждение границ и форм политического искусства. Другая сторона, она настаивает на том и будет продолжать, что я преступник, я сумасшедший. Эту сопроводительную табличку будут на меня пытаться повесить.